и столбенеет, когда слышит озорное «будет сделано, пейджер оповестит о готовности вашего заказа», а взгляд цепляется за чересчур знакомые кольца на пальцах, которые так четко отпечатались в памяти.

теперь он здесь. не смотрит даже в предоставленное меню, на выдохе просит «наглую вишню», пока достает бумажник.

и виновник снова скрылся среди пьяных студентов, глаза лишь ухватились за светлую макушку, а по потерянной заколке только точно стало понятно, кем он был.

часом позже случился и самый странный поцелуй в его жизни: внезапный налет на него, словно целующий пытался выкачать из него жизненно необходимый для себя воздух. долгий, тягучий.

через секунду блондина и след простыл, он растворился в толпе танцующих так стремительно, как попал в руки аль-хайтама.

провернулся вокруг себя, а следом ничком стал падать, словно сознание терял, прямо в жилистые руки хайтама. и это было чертовски опасно – не само действие, а взгляд, которым его одарили. глубоким, пьяным, смеющимся.

тогда он притянул и очарованного аль-хайтама. тот и танцевать-то не собирался, не любил и не умел. и оказался рядом с танцполом случайно, в желании поближе рассмотреть светловолосого. цеплялся за его легкую улыбку, пока вовсе в ней не утонул, и даже не заметил, как тот уже был в его руках.

ровно до момента, пока он, под всеобщий гул, не начал двигаться в танце, попутно притягивая к себе каждого из толпы.

и тогда случился он. светловолосый парень, от которого за километры разило свежим парфюмом. в расстегнутой почти до половины груди рубашке, которая изо всех сил старательно держалась на его плечах и не сползала даже на лишний миллиметр.

сайно, зараза, будто специально затащил его туда и оставил одного, пока обхаживал симпатичного первокурсника медицинского. и, раз уж это вечеринка, хайтаму не оставалось ничего, кроме как (не)культурно надраться, чтобы слиться с толпами пьяных студентов.